Неточные совпадения
В середине рассказа старика об его знакомстве с Свияжским ворота опять заскрипели, и на двор въехали работники с поля с сохами и боронами. Запряженные в сохи и бороны
лошади были сытые и крупные. Работники, очевидно, были семейные: двое были молодые, в ситцевых рубахах и картузах; другие двое были наемные, в посконных рубахах, — один старик, другой молодой малый.
Отойдя от крыльца, старик подошел
к лошадям и принялся распрягать.
— Ты не поверишь, как мне опостылели эти комнаты, — сказала она, садясь подле него
к своему кофею. — Ничего нет ужаснее этих chambres garnies. [меблированных комнат.] Нет выражения лица в них, нет души. Эти часы, гардины, главное, обои — кошмар. Я думаю о Воздвиженском, как об обетованной земле. Ты не
отсылаешь еще
лошадей?
Заболеет ли кто-нибудь из людей — Татьяна Марковна вставала даже ночью, посылала ему спирту, мази, но
отсылала на другой день в больницу, а больше
к Меланхолихе, доктора же не звала. Между тем чуть у которой-нибудь внучки язычок зачешется или брюшко немного вспучит, Кирюшка или Влас скакали, болтая локтями и ногами на неоседланной
лошади, в город, за доктором.
Мы вошли в конюшню. Несколько белых шавок поднялось с сена и подбежало
к нам, виляя хвостами; длиннобородый и старый козел с неудовольствием
отошел в сторону; три конюха, в крепких, но засаленных тулупах, молча нам поклонились. Направо и налево, в искусственно возвышенных стойлах, стояло около тридцати
лошадей, выхоленных и вычищенных на славу. По перекладинам перелетывали и ворковали голуби.
Утром, как только мы
отошли от бивака, тотчас же наткнулись на тропку. Она оказалась зверовой и шла куда-то в горы! Паначев повел по ней. Мы начали было беспокоиться, но оказалось, что на этот раз он был прав. Тропа привела нас
к зверовой фанзе. Теперь смешанный лес сменился лиственным редколесьем. Почуяв конец пути,
лошади прибавили шаг. Наконец показался просвет, и вслед за тем мы вышли на опушку леса. Перед нами была долина реки Улахе. Множество признаков указывало на то, что деревня недалеко.
Хотя снега в открытых степях и по скатам гор бывают мелки, потому что ветер, гуляя на просторе, сдирает снег с гладкой поверхности земли и набивает им глубокие овраги, долины и лесные опушки, но тем не менее от такого скудного корма несчастные
лошади к весне превращаются в лошадиные остовы, едва передвигающие ноги, и многие колеют; если же пред выпаденьем снега случится гололедица и земля покроется ледяною корою, которая под снегом не
отойдет (как то иногда бывает) и которую разбивать копытами будет не возможно, то все конские табуны гибнут от голода на тюбеневке.
Атаман, на которого все взоры устремлены, ходя около саней своих и приближаясь
к ним как будто для того, чтоб садиться, и опять
отходя, не раз заставляет их ошибаться в сигнале; наконец он действительно бросается в санки, дает знак, пускает во всю прыть
лошадь свою, и за ним скачет все собравшееся войско.
Дениска решительно взял пирог и,
отойдя далеко в сторону, сел на земле, спиной
к бричке. Тотчас же послышалось такое громкое жеванье, что даже
лошади обернулись и подозрительно поглядели на Дениску.
Лежнев дал ему
отойти, посмотрел вслед за ним и, подумав немного, тоже поворотил назад свою
лошадь — и поехал обратно
к Волынцеву, у которого провел ночь. Он застал его спящим, не велел будить его и, в ожидании чая, сел на балкон и закурил трубку.
Потом охотник начинает отступать задом, становясь ногою в свой прежний след и засыпая его, по мере отступления, также свежим, пушистым снегом;
отойдя таким образом сажен двадцать и более, он возвращается
к своей
лошади, уже не засыпая своих следов; садится опять верхом, ставит другой капкан, третий и даже гораздо более, смотря по числу волчьих троп и следов, идущих
к притраве с разных, иногда противуположных сторон, Я знавал таких мастеров ставить капканы, что без удивления нельзя было смотреть на подделанные ими звериные тропы и засыпанные собственные следы.
Она в это время точно сидела с братом у окна; но, увидев, что ее супруг перенес свое внимание от
лошади к горничной, встала и пересела на диван, приглашая то же сделать и Павла, но он видел все… и тотчас же
отошел от окна и взглянул на сестру: лицо ее горело, ей было стыдно за мужа; но оба они не сказали ни слова.
Иван Ильич
отошел, пошел
к себе, лег и стал думать: «почка, блуждающая почка». Он вспомнил всё то, что ему говорили доктора, как она оторвалась и как блуждает. И он усилием воображения старался поймать эту почку и остановить, укрепить ее; так мало нужно, казалось ему. «Нет, поеду еще
к Петру Ивановичу». (Это был тот приятель, у которого был приятель-доктор. ) Он позвонил, велел заложить
лошадь и собрался ехать.
Боясь за
лошадей, кучер не
отходил от них ни на минуту, но Борисушка не раз подходил
к нашим дверям и всякий раз, как подходил он, — сию же минуту появлялся из своих дверей и Селиван.
Отошел я от окна, прошел на сеновал, думаю, сейчас кто-нибудь
к лошадям выйдет.
Высокий Василий, худощавый русый мужик с козлиной бородкой, и советчик, толстый, белобрысый, с белой густой бородой, обкладывающей его красное лицо, подошли и тоже выпили по стаканчику. Старичок подошел было тоже
к группе пьющих, но ему не подносили, и он
отошел к своим привязанным сзади
лошадям и стал поглаживать одну из них по спине и заду.
На вопрос, куда и зачем они едут, Карницкий, повернув
лошадей, ускакал; тогда крестьяне остальных связали и
отослали в местечко Рудню,
к становому, а Карницкого отыскали на другой день в его фольварке и отправили туда же вместе с бывшим с ним товарищем.